Когда казалось, что падать уже некуда, снизу вежливо постучали.
Я обещала Шекспировскую драму с Волком, Сфинксом и Слепым. Не знаю насколько получилось, но вот оно.
1610 слов
Когда Лес прорастает в Слепом, Слепой улыбается. Лес – ветка шиповника, острая крысиная бритва – впивается в сердце, вырезая Слепого по своему образу и подобию. Мнет душу – или что там у тебя внутри, мой мальчик? – как мягкую глину. Выворачивает наизнанку. Слепой думает, что это лучшее, что может с ним произойти. Слепой думает, что это свобода.
Когда Лес отпускает Слепого, Слепой кусает губы. Слепому страшно. Слепой не любит возвращаться: темнота, укрывающая четвертую плотным одеялом, хранит в себе много секретов. От многих из них пахнет слезами и кровью. От других – страхом или маленькими радостями. О некоторых Слепой решительно не хочет знать, например, о тех, которые пропитаны потом и возбуждением. Но больше всего Слепой не хочет знать о тех секретах, которые остаются на коже Сфинкса. Ему, впрочем, не оставляют такого шанса.
Волк знает, что Слепой слышит. Слепой знает, что Волк знает. Волк знает, что…
Иногда Слепому кажется, что Волк специально дожидается его возвращения. Замирает в неверных тенях и шорохах полумрака и начинает свое представление в тот тонкий, невесомый момент времени, когда вожак уже на пороге, но прежде, чем Бледный успевает сделать шаг. Волк вздыхает рвано, тихо зовет:
- Сфинкс…
И Слепой нажимает где-то внутри себя стоп-кадр. Он замирает недвижно, даже в самой неустойчивой точке. Даже дышать перестает. Слепой слушает. Потому что не слушать – не может.
- Что такое? – тихо, хрипло и встревоженно отзывается Сфинкс. Он умеет просыпаться мгновенно, разбуженный чьим-нибудь приступом, но голос отказывается служить Большой Кошке. Так будет еще минуты три. Слепой улыбается. Слепой знает Сфинкса до мельчайших морщинок у глаз.
Волк молчит, только мужественно скрипит зубами. Волк – герой. Сражаться с несуществующей болью гораздо сложнее. Несуществующая боль требует к себе огромного внимания. Она требует овеществления. Глубокого знания теории. И, уж конечно, не стихнет сама.
Волк всхлипывает и утыкается в Сфинкса. Волк прижимается всем телом и крупно вздрагивает. Слепой не видит. Слепой слышит и знает.
Сфинкс не может обнять. Единственный доступный ему жест необходимой выразительности – поцелуй.
Сфинкс целует Волка в макушку. Трется носом. Волк вскидывает лицо и впивается поцелуем в губы. Захлебываясь собственными эмоциями, кусая болезненно и отчаянно. Сфинкс не отвечает. Сфинкс позволяет. И Слепой усмехается.
Волк крадет эти поцелуи у сфинксовой широкой души, в которую, кажется, может поместиться весь Дом. Слепой не чует возбуждения Сфинкса. Сфинкс слишком переживает за Волка, чтобы наслаждаться происходящим.
Волк перехитрил сам себя. Браво. Благодарная публика будет ждать выхода на бис среди потертых кулис – старых одеял. И будет еще более благодарна, если ты будешь вести себя потише и никого из них не разбудишь.
Слепой делает шаг назад и растворяется в ночных шорохах Дома, чтобы вернуться нескоро, тихо наступая на серую призрачность ночного хвоста. Самый сладкий сонный час.
Сфинкс не спит. Он сидит на подоконнике и явно хочет курить, переволновавшийся за Волка. Слепой знает успокоительное получше. Он протягивает руку, читает зрячими пальцами усталую складочку между бровей. Прижимается, холодный даже сквозь свитер, к теплому, недавно из-под одеяла Сфинксу. От Сфинкса неприятно пахнет Волком, и Слепой с каким-то мазохистским удовольствием тянет этот запах. Слепому больно. Слепому хорошо.
- Замерз? – в голосе Сфинкса улыбка.
- Ужасно.
Если Волк может красть эти поцелуи, почему бы Слепому не взять немножко?
Сфинкс знает: тело Слепого из костей и углов – безумный лабиринт. Будет обнимать – не потеряйся. Будешь целовать лицо – не порежься об острые скулы: кто знает, кого в этом лабиринте привлечет запах твоей крови.
- Волку было плохо.
- Я знаю, – Слепой улыбается, и Сфинкс не спрашивает, что еще об этой ночи знает Бледный. Бледный знает все. Впрочем, это «все» удивительно не пошло и совсем недалеко выходит за рамки. Хотелось бы только знать, какой завод эти самые рамки выпускает, в таких жутких количествах и таких несуразных пропорций. – Я соскучился.
Слепой очень редко говорит что-нибудь такое. С его точки зрения, это слишком очевидно, чтобы озвучивать. Но он не может отказать себе в удовольствии послушать, как у Сфинкса перехватывает дыхание. Почему-то некоторым людям недостаточно знать. Им нужно слышать или чувствовать. Второе – предпочтительнее. Поэтому Слепой прижимается к Сфинксу плотнее. Сфинкс сидит на подоконнике боком, и Бледному неудобно. Он досадливо морщится и довольно вслушивается в насмешливое фырканье. У Большой Кошки большие кошачьи повадки. Слепому это нравится. Еще больше ему нравится то, что Сфинкс разворачивается к нему лицом и разводит колени в стороны. Этот нехитрый жест отдается в Слепом острым, пронзительным возбуждением. Самое смешное, что Сфинкс не подразумевает под этим жестом ничего «такого». Сфинкс не наивен, нет. Просто он не разделяет понятия «любить» и «дружить». Просто он считает, что это правильно – отдавать близкому человеку то, что ему нужно. Возможно, так и есть. Может быть даже, Слепому не должно быть больно. Совершенно точно, Слепому невозможно хорошо.
Слепой играет по чужим правилам. Слепой довольно улыбается в ответ на не прозвучавший рык Волка. Слепой знает, чем это закончится.
Волк кладет под подушку нож.
Слепой не собирается поддаваться.
Шакала не устраивает такая развязка.
- Тише вы там! – орет Табаки и запускает в Сфинкса и Слепого подушкой. – Спать невозможно! Это ж разве можно так? Нет, я понимаю! Потребность в невербальном общении. Родственность душ, ярче проявляющаяся в предрассветный час. Но совесть же надо иметь! Правду же говорю!
Если и есть в спальне те, кто не проснулся от звона чашки, в которую метко попал Шакал, то не «восстать с подушек, дабы поддержать праведный гнев оскорбленного и лишенного» оказалось под силу только Черному. Впрочем, эту досадную оплошность исправляет Лорд, рвущийся затолкать в глотку «оскорбленного и лишенного» подушку. Поскольку подушка Шакала «пала жертвой ради всеобщего блага», а собственную Лорду жалко, под раздачу попадает подушка Черного. Черный почему-то против.
Когда Сфинкс растаскивает кучу-малу, в которую превратились обитатели четвертой, так и не заметившие, чего ради их разбудили, Слепой разочарованно вздыхает по потерянному теплу его тела.
Волк злится. Слепому смешно.
Бледный с любопытством наблюдает из своего угла, как Волк не отлипает от Сфинкса. К умывальнику. В Кофейник. С книгой на кровати. Всё вместе. Всё, чтобы ни единой секунды Сфинкса не досталось Слепому. Слепому не завидно. Он ждет, когда у Волка начнется аллергия. Воспринимать Сфинкса в любых количествах – прерогатива Слепого. Иногда Бледному кажется, что Сфинкс прорастает в нем так же крепко, как и Лес. И если бы в Сфинкса можно было уйти настолько же полно – Слепой не знает, что выбрал бы. Это пугает.
Волка хватает надолго. Слепой неприятно удивлен, но, так или иначе, Волк сдает позиции. Со скрежетом отступает на шаг с завоеванной территории и уходит во двор, оставляя Сфинкса в Кофейнике пить кофе со Слепым. В любом смысле этого словосочетания. Сфинкс вздыхает с облегчением. Он любит Волка. Но, как говорит Папа Стервятник, «в любом удовольствии главное знать правильную дозу». Улыбка Бледного не нравится Сфинксу, слишком уж она самодовольна, но он рад Слепому, и вместо упрека спрашивает:
- Где ты пропадал?
- Я все время был здесь. Это тебя не было со мной.
- Хм? – иронизирует Сфинкс.
- Хм, – подтверждает Слепой.
В ванной душно и влажно. Сфинкс курит со Слепым одну сигарету на двоих, контрабандой поставляя в душу Бледного нежность, смешанную с сигаретным дымом. От нежности Слепому тепло. От дыма – горько. По лицу Слепого блуждает тихая улыбка: отражается в невидящих глазах, светится под кожей болотными огнями. Сфинкс не может удержаться и целует Слепого куда-то в макушку. Бледный замирает, кажется, даже втянув голову в плечи, ловит мгновение длинными чуткими пальцами. Ловит его ладонями по Сфинксовым ребрам. Губами ловит это мгновение, спрятавшееся у Сфинкса на языке. Сфинкс нараспашку всегда и для всех. Хочешь чего-то – приди и возьми. Лорд вырвал из него свою уверенность, Волк забрал себе ревность, и даже Курильщик каждый день вытягивает из Сфинкса бесконечные ответы на свои бесконечные вопросы. Просто Сфинкса и в Сфинксе так много, что окружающие не видят самого главного. А для Слепого Сфинкс наизнанку. До дрожи нервных окончаний, соприкасающихся с наждачным воздухом Дома.
Они целуются взахлеб. Втираются друг в друга кожей. Врастают друг в друга ребрами.
Мгновения убегают от Слепого по выступающим позвонкам Сфинкса за край сползающих джинсов. Мгновения живут в Слепом, заставляя задыхаться и бесконечно целовать соленую кожу.
Это не грубость – кусать до крови. Это не грубость – вжимать Сфинкса лопатками в мокрый кафель. Это совсем не грубость, это как дыхание. В том же ритме, той же необходимости. Мир Слепого растворяется в разведенных бедрах Сфинкса, в остром, вздернутом подбородке Сфинкса, в горячей коже Сфинкса, в хриплых стонах Сфинкса.
Это не грубость – до синяков стискивать плечи Сфинкса. Это не грубость – толкаться в Сфинкса рвано и резко, впечатывая его позвоночник в скользкий пол.
Это единственная возможная форма жизни – смотреть на дикий оскал Слепого, вбирать кожей его рык, пытаться поймать свистящее дыхание.
Это почти смерть – громкий хлопок двери.
- Твою мать, – хрипит Сфинкс.
- Согласен.
- Да отпусти уже.
Слепой неохотно отстраняется. Нельзя сказать, что он не ожидал от Волка подобной подлости. Очень даже ожидал. Но это оказывается почти больно, когда кто-то ворует самые драгоценные твои мгновения.
Четвертая ложится спать в мрачной атмосфере. Волк бесится. Сфинкс хмурится. Слепой морщится.
Слепой не картежник, но его не покидает ощущение, что у Волка в рукавах припрятана колода козырей. Слепой догадывается, какой они масти. Слепой догадывается, чем кончится партия.
Утром Волк не просыпается. Это почти убивает Сфинкса. Это не расстраивает Слепого. Слепого убивает Сфинкс, свято уверенный в том, что он убил Волка. Бледный мог бы сказать, что Волк совершил потрясающе ювелирное самоубийство. Мог бы доказать, что есть вещи, которыми невозможно причинить вред. Кто же виноват, что если то, что между ними происходит – это любовь, то она больше похожа на любимый нож Слепого, чем на что-то, что может спасти мир. Но вожак молчит и тихонько задыхается от боли.
Сфинкс и Слепой продолжают синхронно дышать даже по разные стороны короткой вечности своих границ. Сфинкс знает, что Слепого окружает пустота, наполненная звуками и запахами Леса. Слепой знает, что Сфинкс дышит пустотой асфальта и бетона. Оба они крутят землю широкими шагами, проматывают километры времени, приближают мощными рывками пустоту, в которой утонул Волк. Им обоим любопытно, на что она похожа.
Рано или поздно…
Автор: я
Бета: Bloodberry Jam
Размер: мини (1 610 слов)
Пейринг/Персонажи: Волк, Слепой, Сфинкс
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: каждый понимает любовь по-своему.
Примечание: смерть персонажа, в соответствии с пунктом 3.3 Правил WTF Combat все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними
1610 слов
Когда Лес прорастает в Слепом, Слепой улыбается. Лес – ветка шиповника, острая крысиная бритва – впивается в сердце, вырезая Слепого по своему образу и подобию. Мнет душу – или что там у тебя внутри, мой мальчик? – как мягкую глину. Выворачивает наизнанку. Слепой думает, что это лучшее, что может с ним произойти. Слепой думает, что это свобода.
Когда Лес отпускает Слепого, Слепой кусает губы. Слепому страшно. Слепой не любит возвращаться: темнота, укрывающая четвертую плотным одеялом, хранит в себе много секретов. От многих из них пахнет слезами и кровью. От других – страхом или маленькими радостями. О некоторых Слепой решительно не хочет знать, например, о тех, которые пропитаны потом и возбуждением. Но больше всего Слепой не хочет знать о тех секретах, которые остаются на коже Сфинкса. Ему, впрочем, не оставляют такого шанса.
Волк знает, что Слепой слышит. Слепой знает, что Волк знает. Волк знает, что…
Иногда Слепому кажется, что Волк специально дожидается его возвращения. Замирает в неверных тенях и шорохах полумрака и начинает свое представление в тот тонкий, невесомый момент времени, когда вожак уже на пороге, но прежде, чем Бледный успевает сделать шаг. Волк вздыхает рвано, тихо зовет:
- Сфинкс…
И Слепой нажимает где-то внутри себя стоп-кадр. Он замирает недвижно, даже в самой неустойчивой точке. Даже дышать перестает. Слепой слушает. Потому что не слушать – не может.
- Что такое? – тихо, хрипло и встревоженно отзывается Сфинкс. Он умеет просыпаться мгновенно, разбуженный чьим-нибудь приступом, но голос отказывается служить Большой Кошке. Так будет еще минуты три. Слепой улыбается. Слепой знает Сфинкса до мельчайших морщинок у глаз.
Волк молчит, только мужественно скрипит зубами. Волк – герой. Сражаться с несуществующей болью гораздо сложнее. Несуществующая боль требует к себе огромного внимания. Она требует овеществления. Глубокого знания теории. И, уж конечно, не стихнет сама.
Волк всхлипывает и утыкается в Сфинкса. Волк прижимается всем телом и крупно вздрагивает. Слепой не видит. Слепой слышит и знает.
Сфинкс не может обнять. Единственный доступный ему жест необходимой выразительности – поцелуй.
Сфинкс целует Волка в макушку. Трется носом. Волк вскидывает лицо и впивается поцелуем в губы. Захлебываясь собственными эмоциями, кусая болезненно и отчаянно. Сфинкс не отвечает. Сфинкс позволяет. И Слепой усмехается.
Волк крадет эти поцелуи у сфинксовой широкой души, в которую, кажется, может поместиться весь Дом. Слепой не чует возбуждения Сфинкса. Сфинкс слишком переживает за Волка, чтобы наслаждаться происходящим.
Волк перехитрил сам себя. Браво. Благодарная публика будет ждать выхода на бис среди потертых кулис – старых одеял. И будет еще более благодарна, если ты будешь вести себя потише и никого из них не разбудишь.
Слепой делает шаг назад и растворяется в ночных шорохах Дома, чтобы вернуться нескоро, тихо наступая на серую призрачность ночного хвоста. Самый сладкий сонный час.
Сфинкс не спит. Он сидит на подоконнике и явно хочет курить, переволновавшийся за Волка. Слепой знает успокоительное получше. Он протягивает руку, читает зрячими пальцами усталую складочку между бровей. Прижимается, холодный даже сквозь свитер, к теплому, недавно из-под одеяла Сфинксу. От Сфинкса неприятно пахнет Волком, и Слепой с каким-то мазохистским удовольствием тянет этот запах. Слепому больно. Слепому хорошо.
- Замерз? – в голосе Сфинкса улыбка.
- Ужасно.
Если Волк может красть эти поцелуи, почему бы Слепому не взять немножко?
Сфинкс знает: тело Слепого из костей и углов – безумный лабиринт. Будет обнимать – не потеряйся. Будешь целовать лицо – не порежься об острые скулы: кто знает, кого в этом лабиринте привлечет запах твоей крови.
- Волку было плохо.
- Я знаю, – Слепой улыбается, и Сфинкс не спрашивает, что еще об этой ночи знает Бледный. Бледный знает все. Впрочем, это «все» удивительно не пошло и совсем недалеко выходит за рамки. Хотелось бы только знать, какой завод эти самые рамки выпускает, в таких жутких количествах и таких несуразных пропорций. – Я соскучился.
Слепой очень редко говорит что-нибудь такое. С его точки зрения, это слишком очевидно, чтобы озвучивать. Но он не может отказать себе в удовольствии послушать, как у Сфинкса перехватывает дыхание. Почему-то некоторым людям недостаточно знать. Им нужно слышать или чувствовать. Второе – предпочтительнее. Поэтому Слепой прижимается к Сфинксу плотнее. Сфинкс сидит на подоконнике боком, и Бледному неудобно. Он досадливо морщится и довольно вслушивается в насмешливое фырканье. У Большой Кошки большие кошачьи повадки. Слепому это нравится. Еще больше ему нравится то, что Сфинкс разворачивается к нему лицом и разводит колени в стороны. Этот нехитрый жест отдается в Слепом острым, пронзительным возбуждением. Самое смешное, что Сфинкс не подразумевает под этим жестом ничего «такого». Сфинкс не наивен, нет. Просто он не разделяет понятия «любить» и «дружить». Просто он считает, что это правильно – отдавать близкому человеку то, что ему нужно. Возможно, так и есть. Может быть даже, Слепому не должно быть больно. Совершенно точно, Слепому невозможно хорошо.
Слепой играет по чужим правилам. Слепой довольно улыбается в ответ на не прозвучавший рык Волка. Слепой знает, чем это закончится.
Волк кладет под подушку нож.
Слепой не собирается поддаваться.
Шакала не устраивает такая развязка.
- Тише вы там! – орет Табаки и запускает в Сфинкса и Слепого подушкой. – Спать невозможно! Это ж разве можно так? Нет, я понимаю! Потребность в невербальном общении. Родственность душ, ярче проявляющаяся в предрассветный час. Но совесть же надо иметь! Правду же говорю!
Если и есть в спальне те, кто не проснулся от звона чашки, в которую метко попал Шакал, то не «восстать с подушек, дабы поддержать праведный гнев оскорбленного и лишенного» оказалось под силу только Черному. Впрочем, эту досадную оплошность исправляет Лорд, рвущийся затолкать в глотку «оскорбленного и лишенного» подушку. Поскольку подушка Шакала «пала жертвой ради всеобщего блага», а собственную Лорду жалко, под раздачу попадает подушка Черного. Черный почему-то против.
Когда Сфинкс растаскивает кучу-малу, в которую превратились обитатели четвертой, так и не заметившие, чего ради их разбудили, Слепой разочарованно вздыхает по потерянному теплу его тела.
Волк злится. Слепому смешно.
Бледный с любопытством наблюдает из своего угла, как Волк не отлипает от Сфинкса. К умывальнику. В Кофейник. С книгой на кровати. Всё вместе. Всё, чтобы ни единой секунды Сфинкса не досталось Слепому. Слепому не завидно. Он ждет, когда у Волка начнется аллергия. Воспринимать Сфинкса в любых количествах – прерогатива Слепого. Иногда Бледному кажется, что Сфинкс прорастает в нем так же крепко, как и Лес. И если бы в Сфинкса можно было уйти настолько же полно – Слепой не знает, что выбрал бы. Это пугает.
Волка хватает надолго. Слепой неприятно удивлен, но, так или иначе, Волк сдает позиции. Со скрежетом отступает на шаг с завоеванной территории и уходит во двор, оставляя Сфинкса в Кофейнике пить кофе со Слепым. В любом смысле этого словосочетания. Сфинкс вздыхает с облегчением. Он любит Волка. Но, как говорит Папа Стервятник, «в любом удовольствии главное знать правильную дозу». Улыбка Бледного не нравится Сфинксу, слишком уж она самодовольна, но он рад Слепому, и вместо упрека спрашивает:
- Где ты пропадал?
- Я все время был здесь. Это тебя не было со мной.
- Хм? – иронизирует Сфинкс.
- Хм, – подтверждает Слепой.
В ванной душно и влажно. Сфинкс курит со Слепым одну сигарету на двоих, контрабандой поставляя в душу Бледного нежность, смешанную с сигаретным дымом. От нежности Слепому тепло. От дыма – горько. По лицу Слепого блуждает тихая улыбка: отражается в невидящих глазах, светится под кожей болотными огнями. Сфинкс не может удержаться и целует Слепого куда-то в макушку. Бледный замирает, кажется, даже втянув голову в плечи, ловит мгновение длинными чуткими пальцами. Ловит его ладонями по Сфинксовым ребрам. Губами ловит это мгновение, спрятавшееся у Сфинкса на языке. Сфинкс нараспашку всегда и для всех. Хочешь чего-то – приди и возьми. Лорд вырвал из него свою уверенность, Волк забрал себе ревность, и даже Курильщик каждый день вытягивает из Сфинкса бесконечные ответы на свои бесконечные вопросы. Просто Сфинкса и в Сфинксе так много, что окружающие не видят самого главного. А для Слепого Сфинкс наизнанку. До дрожи нервных окончаний, соприкасающихся с наждачным воздухом Дома.
Они целуются взахлеб. Втираются друг в друга кожей. Врастают друг в друга ребрами.
Мгновения убегают от Слепого по выступающим позвонкам Сфинкса за край сползающих джинсов. Мгновения живут в Слепом, заставляя задыхаться и бесконечно целовать соленую кожу.
Это не грубость – кусать до крови. Это не грубость – вжимать Сфинкса лопатками в мокрый кафель. Это совсем не грубость, это как дыхание. В том же ритме, той же необходимости. Мир Слепого растворяется в разведенных бедрах Сфинкса, в остром, вздернутом подбородке Сфинкса, в горячей коже Сфинкса, в хриплых стонах Сфинкса.
Это не грубость – до синяков стискивать плечи Сфинкса. Это не грубость – толкаться в Сфинкса рвано и резко, впечатывая его позвоночник в скользкий пол.
Это единственная возможная форма жизни – смотреть на дикий оскал Слепого, вбирать кожей его рык, пытаться поймать свистящее дыхание.
Это почти смерть – громкий хлопок двери.
- Твою мать, – хрипит Сфинкс.
- Согласен.
- Да отпусти уже.
Слепой неохотно отстраняется. Нельзя сказать, что он не ожидал от Волка подобной подлости. Очень даже ожидал. Но это оказывается почти больно, когда кто-то ворует самые драгоценные твои мгновения.
Четвертая ложится спать в мрачной атмосфере. Волк бесится. Сфинкс хмурится. Слепой морщится.
Слепой не картежник, но его не покидает ощущение, что у Волка в рукавах припрятана колода козырей. Слепой догадывается, какой они масти. Слепой догадывается, чем кончится партия.
Утром Волк не просыпается. Это почти убивает Сфинкса. Это не расстраивает Слепого. Слепого убивает Сфинкс, свято уверенный в том, что он убил Волка. Бледный мог бы сказать, что Волк совершил потрясающе ювелирное самоубийство. Мог бы доказать, что есть вещи, которыми невозможно причинить вред. Кто же виноват, что если то, что между ними происходит – это любовь, то она больше похожа на любимый нож Слепого, чем на что-то, что может спасти мир. Но вожак молчит и тихонько задыхается от боли.
Сфинкс и Слепой продолжают синхронно дышать даже по разные стороны короткой вечности своих границ. Сфинкс знает, что Слепого окружает пустота, наполненная звуками и запахами Леса. Слепой знает, что Сфинкс дышит пустотой асфальта и бетона. Оба они крутят землю широкими шагами, проматывают километры времени, приближают мощными рывками пустоту, в которой утонул Волк. Им обоим любопытно, на что она похожа.
Рано или поздно…
Вопрос: Молодец я?
| 1. Молодец! | 23 | (100%) | |
| Всего: | 23 | ||
@темы: философское, редкие фандомы
-
-
15.04.2013 в 20:28-
-
15.04.2013 в 21:43-
-
24.10.2013 в 04:14-
-
13.03.2014 в 23:24-
-
13.04.2014 в 22:43Pursa, как здорово найти человека, который видит так же как ты!!! Я очень рада, что мои картинки пришлись вам по душе!